Евгений Белогорский - Восточная война [СИ]

- Сколько денег вы хотите, господин граф – осевшим от волнения голосом спросил пришедший в себя визирь, но Михаил Павлович даже не удосужил его взгляда, продолжая смотреть в лицо султану.

- Боюсь, что дело тут заключается не в деньгах. Их вид и звон только распаляют человеческую душу и выводят из повиновения. В прошлый раз я остановил своих солдат словом Божьим и боюсь, что только им я смогу удержать их от свершения насилия над жителями Стамбула. Я могу твердо обещать, что мои солдаты не станут грабить город, если великий султан согласиться передать в распоряжение Русской патриархии храм святой Софии – промолви Ардатов, и вздох облегчения пролетел по залу. Так велико было в нем напряжение, умело поднятое им.

  Великий визирь хотел, что-то пикнуть, но мелькнувшее в его воображении картина Стамбула разграбляемого русскими солдатами заставила его уста умолкнуть. Каждый человек судит о действиях другого человека исключительно по себе. Приписывая русским солдатам ту форму поведения, которой были они, сами придерживались, османы попали в хитрую ловушку, умело расставленную Ардатовым.

- Это всё, ваше величество. Никаких других требований или пожеланий у русской стороны нет – твердо произнес Михаил Павлович, стараясь ковать железо, пока оно было горячо и податливо.

– Я отлично понимаю, что вашему величеству нужно обсудить все вновь возникшие нюансы по подписанию мирного договора и потому не смею торопить с ответом. Однако, ради нашего общего блага, я хотел бы как можно скорее получить ответы на все три моих вопроса и при этом одновременно. Я не намерен обсуждать их по одиночке.

  Сказав своё слово, Ардатов с достоинством склонил голову перед султаном и гордо покинул зал переговоров в сопровождении своего адъютанта, все это время стоявшего за его спиной. Напряженная тишина сопровождала уход русского переговорщика, и это было лучшей оценкой его деятельности.

  Десятки глаз с негодованием и яростью сверлили спины Ардатова и Ширинского пока они покидали зал приемов и спускались по лестнице, но никто из находившихся в нем людей, не посмел подать голоса, даже после того как за гяурами закрылась дверь. Столь необычных проводов послов, во дворце султана ещё не было.

  Конечно, Михаил Павлович вел переговоры с турками без соблюдения привычных канонов дипломатии, придерживаться которых, у него не было ни времени, ни желания. Сильно ограниченный во времени, князь жестко давил противоположную сторону умело, сочетая политику кнута и пряника. Пугая султана возможным погромом Стамбула озверелой солдатской толпы, он вместе с тем выдвигал минимальные территориальные претензии, которые позволяли турецкому султану сохранить свое лицо.

  Прежде чем ехать на переговоры в Долмабахче, Ардатов многократно продумывал все те требования, которые он собирался озвучить перед султаном и каждый раз приходил к выводу, что поступает верно. По своей сути турецкий султан мало что терял. Дунайские княжества вот уже много лет находились под прямым протекторатом России и для Стамбула уже были отрезанным ломтем. В отношении сербского королевства у турков так же не было больших иллюзий. Получив от Османской империи автономию, такая неспокойная страна как Сербия рано или поздно, но  обязательно будет добиваться своей независимости при помощи оружия. В этом не сомневались ни сербы, ни турки и весь вопрос упирался только во время. Удаление из Белграда турецкого гарнизона, по мнению Ардатова, позволяло уменьшить напряженность между двумя нациями и растянуть хрупкий мир на долгое время.

  Уступка султаном нескольких закавказских городов уже захваченных русскими войсками ровно, как и сдача в аренду клочка земли у Босфора, так же нисколько не принижали его авторитет в глазах правоверных подданных. Тем более что русские возвращали туркам  Эрзерум, главную крепость на всем Армянским нагорьем.

  Что же касалось претензий на храм святой Софии, то после тех трудных побед одержанных русскими войсками на суше и на море, то Михаил Павлович считал невозможным уйти от стен Стамбула, не взяв с неприятеля достойной контрибуции за пролитую кровь. Ардатов бы перестал уважать себя, если бы не попробовал использовать, столь удачно выпавший ему шанс.

  Храм святой Софии вот уже на протяжении двухсот лет являлся главной пропагандистской целью, ради достижения которой и затевались все русско-турецкие войны. Получение в свои руки этого религиозного центра, даже при оставлении самого Стамбула под властью султана, делало императора Николая в глазах православной России безоговорочным победителем в столь трудной  войне.

  Ардатов отлично понимал, как ему будет неимоверно трудно вырвать древний храм из рук религиозных турок, превративших её в главную мечеть страны. Но и здесь он получил от судьбы неожиданную помощь в осуществлении своего намерения. Зная, как причудливо может  сочетаться в человеческой душе религиозная вера и языческие суеверия, Михаил Павлович решил с максимальной выгодой использовать слухи о своей гибели, свидетелем которой было чуть не половина Стамбула. Именно внезапно воскресший мертвец, по мнению Ардатова, мог потребовать от султана такой уступки, без опасения натолкнуться на бунт разъяренной толпой религиозных ревнителей.   

  Эта мысль совершенно случайно пришла Ардатову в голову еще в первую ночь после сражения. Когда под воздействием принятого для обезболивания алкоголя, разгоряченные мысли раненого свободно летали по волнам эфира в различных направлениях. Окончательную свою форму этот смелый замысел принял после доклада Ширинского о настроении простых жителей Стамбула и Ардатов решил попробовать во, чтобы то ни стало.

  Демарш царского посланника удался на славу. Ни один из многочисленных советников султана, что обычно подобно рою пчел вьются вокруг трона властелина со своими советами, на этот раз не рискнул открыть рта. Как ни хорошо оплачивали их тайные услуги послы Англии и Франции, однако для обитателей двора своя рубашка всегда была ближе к телу.

  Впрочем, сегодня султан не сильно нуждался в советах своих приближенных. Доверившись недавно их льстивым речам, он пожинал горькие плоды своего решения, дать союзникам свою дворцовую гвардию. От страшных потерь понесенных в результате сражения с русскими, солдаты султана пребывали в такой прострации, что были совершенно непригодны для использования их в ближайшее время по прямому назначению.

  После ухода Ардатова, султан уединился в своих личных покоях и долгое время никого не принимал, лишь прерывая свои раздумья для совершения молитвы. Только поздно вечером, правитель правоверных позвал к себе великого визиря, дабы вместе с ним принять окончательное решение по миру с русскими.